8 июня 1917 года грохот тысяч орудий возвестил о начале последнего в истории старой русской армии крупного сражения. Артиллерия два дня перепахивала вражеские позиции, после чего в дело пошла пехота. Один из германских офицеров рассказывал, как наступали русские. С точки зрения тактики, действовали они вполне профессионально: под прикрытием пулеметов добегали до очередного укрытия и залегали. А затем... почему-то поднимали руки. Позже немец узнал, что на каждом рубеже они голосовали — наступать дальше или остановиться.

Юго-Западный фронт. 22—26 мая

Это наступление русское командование планировало еще с осени 1916 года. Финальная стадия подготовки началась в день, когда на фронте появился новый командующий 8-й армией генерал Корнилов.

Представившееся ему зрелище выглядело не слишком обнадеживающим. С санкции командования немцы устроили на нейтральной полосе «братание», угощая русских шнапсом и сигаретами. И все это под музыку своего военного оркестра.

Взбешенный Корнилов передал собравшимся, что если они не разойдутся, он прикажет открыть огонь из орудий. Немцы подчинились и отошли к своей линии окопов, а русские солдаты еще долго митинговали, рассуждая о притеснении «милитарщиками» их свободы.

Не ожидая со стороны русских никаких неприятностей, германское командование перебрасывало дивизии во Францию. Но тут уже возопили союзники. Чтобы доказать свою верность Антанте, Временному правительству требовалось активизировать боевые действия на фронте.

Хотя дело было не только в этом. Бездействующая и митингующая русская армия стремительно разлагалась. Солдатские комитеты отменяли любые приказы командования, приклеивая им ярлык «контрреволюционные».

Стараниями нового военного министра Керенского 26 мая была принята Декларация прав солдата, в которой, наряду с разными вольностями для нижних чинов, за офицерами признавалось право применять в боевой обстановке оружие, чтобы заставить подчиненных выполнять приказы. Как ни странно, этот пункт дал Ленину основание назвать принятый документ Декларацией о солдатском бесправии.

Петроград. 3—18 июня

Разгул фронтовой вольницы поддерживался и провоцировался деятелями Петросовета, требовавшими заключения мира «без аннексий и контрибуций». Но если контролировавшие Петросовет меньшевики и эсеры признавали, что для достижения такого мира надо хотя бы показать противнику свою силу, то большевики предлагали вступать в диалог с неприятелем сейчас и немедленно.

Свою точку зрения сторонники Ленина попытались навязать собравшемуся в Петрограде I Всероссийскому съезду рабочих и солдатских депутатов. Однако, в отличие от столицы, другие регионы большевиков не поддерживали: из 533 депутатских мест им досталось только 105 (менее 20%).

Пришлось брать голосистостью. Апеллируя главным образом к петроградцам, сторонники Ленина запланировали на 18 июня проведение демонстрации против правительства. Их меньшевистско-эсеровские оппоненты решили провести аналогичное мероприятие, но уже под лозунгами поддержки «временных». В результате две демонстрации слились в одну, причем основная масса участников выступала под большевистскими лозунгами: «Пора кончать войну!», «Долой десять министров-капиталистов!», «Вся власть Советам!».

Начавшееся в этот же день наступление переключило внимание к событиям на фронте, причем большевикам очень хотелось, чтобы эта операция провалилась. Со страниц «Правды» Ленин вещал следующее: «Наступление, при всех возможных исходах его с военной точки зрения, означает политически укрепление духа империализма, настроений империализма, увлечений империализмом, укрепление старого не смененного состава армии и укрепление основных позиций контрреволюции». Под контрреволюцией в данном случае подразумевалось государство, вернее, то, что от него еще оставалось.

Ставка в Могилеве. 3—18 июня

Разработанная русским командованием программа-максимум предусматривала полный разгром Австро-Венгрии и соединение с союзниками на Балканах и в Альпах. Однако всерьез в это не верилось, и все были бы довольны, повторись события трехлетней давности с захватом Галиции и выходом на карпатские перевалы.

Удар предполагалось нанести на Юго-Западном фронте, где всего год назад австрийцам уже было нанесено поражение в ходе знаменитого Брусиловского прорыва. Алексей Брусилов командовал теперь не фронтом, а всеми Вооруженными силами, что гарантировало вполне квалифицированное руководство наступлением.

Вполне опытным полководцем считался и новый командующий фронтом генерал Алексей Гутор. В качестве комиссара к нему приставили Бориса Савинкова, причем бывший эсеровский террорист не слишком влезал в сферу большой стратегии и наоборот всячески урезонивал солдатские комитеты.

Действовать предполагалось тремя армиями — 7-й, 8-й и 11-й, командовали которыми, соответственно, генералы Леонид Белькович, Лавр Корнилов и Иван Эрдели.

Из этой троицы самые хорошие условия были созданы для Корнилова: от соседей ему передали два корпуса, один из которых возглавлял талантливый сорокалетний военачальник Владимир Черемисов.

Юго-Западный фронт. 3—18 июня

На направлениях главных ударов русские превосходили противника впятеро, на вспомогательных — в полтора-два раза. Столь же подавляющим было и преимущество в артиллерии. Учитывая не слишком высокий боевой дух габсбургской армии (значительную часть которой составляли симпатизировавшие России славяне — чехи, словаки, сербы) еще год назад в успехе можно было бы даже не сомневаться. Но теперь времена наступили другие.

Прибывший со своей батареей на фронт штабс-капитан Эраст Гиацинтов вспоминал: «По дороге революционная армия совершенно разоряла мирное население. Солдаты ловили кур, разбирали на дрова заборы и фруктовые сады. При этом совершенно не принималось во внимание, кому этот сад принадлежит: ненавистному буржую, помещику или местному крестьянину».

Главная и самая трудная задача заключалась в том, чтобы заставить такие войска идти в бой, причем идти с храбростью и энтузиазмом. Поскольку прежние дисциплинарные меры уже не действовали, общаясь с солдатами, приходилось взывать к их совести и разуму.

От Временного правительства на фронт откомандировали целый десант заправских ораторов. Самой яркой звездой среди них был военный министр Александр Керенский, прозванный солдатами «главноуговаривающий».

Заметим, что представления этого профессионального адвоката об армии были весьма смутными, а мужество — не безупречным. Когда он появился в штабе одного из корпусов, казачий караул приветствовал его, обнажив «шашки наголо». Реакция оказалась совершенно неожиданной. Издавая звуки, похожие на мышиные писки, Керенский бросился к своему автомобилю.

Зато, выступая перед войсками, военный министр преображался. Его голос был то грозным, то вкрадчивым, а аргументы неотразимыми. Чуть не рыдая, он жаловался, что в силу занимаемой должности не может лично идти в атаку, чтобы отдать жизнь за свободную Россию. И, как ни странно, солдаты его утешали.

Но «главноуговаривающий» уезжал, и его слушатели оказывались перед необходимостью в ближайшее время рисковать жизнью. Энтузиазм сразу же пропадал, и вновь начинались митинги все по тому же вопросу: наступать или не стоит? Мнением командования никто особенно не интересовался.

Конечно, имелись и достаточно надежные соединения, прежде всего в артиллерии. Самая высокая дисциплина была в авиационных эскадрильях и дивизионах броневиков. Боевой состав этих частей укомплектовывался офицерами, а обслуживающие технику солдаты просто не имели оснований бросать им традиционный упрек «Мы за вас кровь проливаем».

Рассчитывать можно было и на представителей национальных меньшинств или иностранцев.

По-прежнему грозной силой считались состоявшая из кавказских горцев «Дикая дивизия» и весь 3-й конный корпус генерала Крымова. Корнилов использовал в качестве личной гвардии Текинский полк, причем служившие в нем туркмены на вопрос, какой режим они поддерживают, старый или новый, отвечали: «Мы просто режем».

Рвались в бой солдаты Чехословацкой бригады, личный состав которой состоял в основном из перебежчиков, заочно приговоренных в Австрии к смерти. Естественно, можно было положиться и на чисто символические подкрепления, присланные союзниками, — французскую эскадрилью, английский и бельгийские броневые дивизионы.

Но сил этих было, конечно же, слишком мало. В 8-й армии с подачи капитана Митрофана Неженцева возникла идея сформировать подразделение добровольцев, готовых пойти на смерть, и, что самое главное, выполнять любые распоряжение начальства. Первому из таких ударных батальонов Неженцев присвоил имя своего непосредственного начальника Корнилова, так что в дальнейшем их называли «ударниками» или «корниловцами».

Эмблемой этих частей стала «Адамова голова» (череп со скрещенными костями). Ничего пиратского здесь не было, поскольку речь шла о прародителе рода человеческого, чей череп лежал на Голгофе под крестом с распятым на нем Сыном Божьим. Так что для людей, знакомых с библейской символикой, речь шла вовсе не о смерти, а о жертвенности и искуплении.

Черно-красное знамя «корниловцев» символизировало «Свобода или смерть» — девиз популярный и среди нынешних революционеров.

В общем, среди фронтовых частей «ударники» выделялись не только более высоким денежным содержанием, но и своей броской устрашающей формой. Иногда с атрибутикой даже перебарщивали, украшая себя разного рода нашивками и аксельбантами.

Но была в этой показной броскости и своя романтика. Уверовавшие в идеалы свободы действительно были готовы пойти на смерть и уже на этом основании пытались утвердить за собой статус армии новой России. И, разумеется, раздражали тех, кто жертвовать собой не собирался. Как впоследствии писал генерал Антон Деникин, «я видел много раз ударников — и всегда сосредоточенными, угрюмыми. В полках к ним относились сдержанно или даже злобно. А когда пришло время наступления, они пошли на колючую проволоку, под убийственный огонь, такие же угрюмые, одинокие, пошли под градом вражеских пуль и зачастую злых насмешек своих «товарищей», потерявших и стыд и совесть».

Но вот час наступления пробил...

7-я и 11-я армии. 18—22 июня

Число пушек, «полировавших» в течение двух дней вражеские позиции, достигло рекордного для русской военной истории количества — 40 орудий на один километр.

Двинувшиеся в атаку 20 июня войска генерала Бельковича сразу же овладели первой линией окопов и уже в течение первых суток взяли в плен до 10 тысяч вражеских солдат и офицеров. Собственные потери убитыми оказались в четыре раза меньшими. Однако находившиеся на этом же участке германские и турецкие части стремительными контрударами смогли восстановить положение.

Впрочем, положение противника было незавидным. Новый натиск русских, казалось, мог привести к успеху, но... с чувством исполненного долга войска 7-й армии укрылись в своих окопах.

В 11-й армии первый день наступления напротив закончился неудачей, зато на второй генерал Эрдели пустил в бой чехословаков. Под Зборовом 5 тысяч «братьев-славян» опрокинули второго сильнейшего неприятеля, захватив 6 тысяч пленных. Собственные потери — 150 убитых. Еще большим оказался пропагандистский эффект этой битвы. Испуганное австрийское командование срочно отвело в тыл, состоявший в значительной степени из славян, 9-й корпус, заменив его частями германских союзников.

Зборовское сражение стало первым и, вероятно, самым героическим в истории чехословацкой армии. Сражайся русские так же и через пару недель, они были бы в Вене. Но и в 11-й армии тоже помитинговали и пришли к выводу, что наступать дальше не стоит...

8-я армия. 22—27 июня

Теперь вся надежда оставалась на Корнилова. В течение предшествующего месяца ему отчасти удалось восстановить дисциплину, если не введением, то, по крайней мере, угрозой применения смертной казни. Достаточно необычно выглядел и разработанный им план операции. Вместо хитроумного, но, как выяснилось, ожидаемого противником обходного удара, он предпочел наступать в лоб — на Галич и Калущ.

Впереди шли «ударные» батальоны, и когда в тыл потянулись захваченные ими колонны с пленными, прочие войска тоже приободрились.

К 26 июня Корнилову удалось полностью уничтожить один из австрийских корпусов и овладеть всей долиной реки Быстрица. 26 июня соединения Черемисова взяли Калуш, затем Галич. Практически в зоне досягаемости 8-й армии оказались нефтяные месторождения Галиции.

Пленные австрийские офицеры признавали, что такого стремительного натиска русских за всю войну они еще не помнили.

Однако дальнейшее продвижение застопорилось по причинам вполне объективным. Оставшиеся на месте соседи фактически обнажили фланги 8-й армии. Корнилов, уже трижды побывавший в окружении, прекрасно понимал, чем это может закончиться.

Теперь следовало подтянуть 7-ю и 11-ю армии, а заодно подвести кавалерийские резервы. Весьма ощутимой была и нехватка пулеметов, причем отнюдь не из-за отсутствия оружия, а из-за отсутствия кадров. Самые крупные пулеметные курсы и соединения находились в Петрограде, а их личный состав предпочитал охранять революцию в тылу, вместо того чтобы защищать ее на фронте.

Наверное, лучше других в последней декаде июня сражались летчики. Целиком записавшаяся в «ударники» истребительная авиагруппа Александра Казакова успешно «мочила» германских и австрийских асов, а бомбардировщики типа «Илья Муромец» утюжили вражеские позиции так, что свидетели этих налетов не употребляли иных терминов, кроме как «кошмар» и «преисподняя».

И все же к концу месяца операция, прозванная с легкой руки газетчиков, «наступлением Керенского», в основном выдохлась.

Юго-Западный фронт. 28 июня — 3 июля

Признавать этого не хотелось, и генерал Гутор предписал возобновить активные действия «не позднее 30-го числа».

30-е число наступило, пришел июль, а никакого желания шевелиться войска не проявляли. Комиссары надрывали голос на митингах, офицеры и генералы вели бесплодные переговоры с солдатскими комитетами. Все было тщетно.

Любые попытки применить силу терпели неудачу. Во-первых, смертная казнь в свободной России была отменена, и это касалось даже фронта, а во-вторых, для подавления беспорядков не хватало надежных соединений. Пораженческие настроения затронули даже «ударников».

Неожиданную «свинью» подложили и союзники. Французский военный министр Пенлевэ объявил, что в течение лета и осени их войска не будут предпринимать никаких активных действий.

Германское командование не преминуло воспользоваться «приглашением» и приступило к переброске в Россию семи отборных дивизий. На их базе был создан Злочевский отряд, которому предписывалось нанести удар по 11-й армии.

Учитывая, что русское командование занималось перегруппировками и уговорами, момент для нанесения контрудара оказался идеальным.

Заметим, что даже после прибытия подкреплений из Франции никакого численного превосходства у противника не было. К тому же боевой дух австрийских частей тоже был не слишком высоким. Представители входивших в «лоскутную» габсбургскую империю народов давно мечтали о независимости. Но немцы...

За всю войну они не потерпели от русских ни одного крупного поражения и наоборот буквально спасали своих австрийских союзников и в 1914 году, и в 1916-м.

Теперь прежний сценарий повторялся. Вымуштрованные и еще не зараженные революционным духом кайзеровские дивизии должны были продемонстрировать русским, что армия является не самой подходящей для внедрения демократических принципов структурой.

Хотя существовала и другая сторона медали. Учитывая загадочность и непредсказуемость пресловутой «русской души» вполне можно было ожидать, что поражение на фронте приведет к взрыву патриотизма. И тогда повторятся события Великой французской революции, когда босоногая и недисциплинированная французская армия начала в хвост и в гриву бить войска монархической Европы.

Для деятелей Временного правительства, многие из которых воображали себя Робеспьерами, Дантонами и Наполеонами, именно в этом и заключалась последняя надежда. И смотря на будущее оптимистически, они не замечали одного важного нюанса — во Франции XVIII века самые «левые» революционеры («якобинцы») были и самыми крайними патриотами. А в России большевистские радикалы считали, что поражение в войне станет для революции благом, поскольку позволит им прийти к власти.

В результате, когда события на фронте двигались к своей кульминации, именно действовавшие в тылу большевики нанесли Временному правительству удар, парализовавший все военные усилия Керенского и компании.

И хотя предпринятая ленинцами в начале июля в Петрограде попытка выступления потерпела неудачу, на боевых действиях эти события отразились самым катастрофическим образом.

Дата публикации: 6 октября 2025